most of the night

most people — casi todo el mundo or la mayoría de la gente

most probably o likely — muy probablemente

most men — la mayoría de or la mayor parte de los hombres

most people go out on Friday nights — la mayoría de or la mayor parte de la gente sale los viernes por la noche

most of those present — la mayoría de or la mayor parte de los asistentes

most of her friends — la mayoría de or la mayor parte de sus amigos

• at (the) most, at the very most — como máximo, a lo sumo

20 minutes at the most — 20 minutos como máximo or a lo sumo

• to get the most out of a situation — sacar el máximo partido a una situación

• to make the most of sth — (=make good use of) aprovechar algo al máximo, sacar el máximo partido a algo; (=enjoy) disfrutar algo al máximo

• most holy — santísimo

• a most interesting book — un libro interesantísimo or sumamente interesante

• you have been most kind — ha sido usted muy amable

• most likely — lo más probable

most people — casi todo el mundo or la mayoría de la gente

most probably o likely — muy probablemente

at most or at the (very) most — al massimo

In the night sky, Kissing Moon had waned and Peddler’s Moon had made its first thin appearance. The days were bright and warm; even the oldtimers admitted it was one of the most beautiful summers in memory. — В ночном небе Целующаяся Луна завершила свой путь, народилась новая луна, Мешочная. Дни стояли ясные и теплые, даже старожилы не помнили такого чудесного лета. (ТБ 4)

Roy Depape reached it three nights before the Peddler’s Moon—called Late-summer’s Moon by some—came full, and left it a day later. — Рой Дипейп добрался до него за три ночи до того, как Мешочная Луна (так некоторые называли последнюю луну лета) полностью округлилась, а уехал на следующий день. (ТБ 4)

They waited, and not twenty minutes later the Peddler’s Moon rose above the horizon—a perfect summer moon, huge and orange. It loomed in the darkening violet swim of the sky like a crashing planet. On its face, as clear as anyone had ever seen it, was the Peddler, he who came out of Nones with his sackful of squealing souls. A hunched figure made of smudged shadows with a pack clearly visible over one cringing shoulder. Behind it, the orange light seemed to flame like hellfire. — Они подождали, и не прошло и двадцати минут: как из-за горизонта поднялась Мешочная Луна… идеальная летняя луна, огромная и оранжевая. Она величественно плыла по темно-фиолетовому бархату неба. А на ее поверхности отчетливо виднелся Мешочник, который только что вылез из Нонеса с мешком, набитым верещащими душами. Они ясно видели его согбенную фигуру с заброшенным на плечо мешком. А лунный диск, казалось, окрашивался отсветами адского пламени. (ТБ 4)

Then he left, standing on the porch for a moment to verify he still had the Bar K to himself. Of course he did. Yet for a blink or two, there at the end, he’d felt uneasy—almost as though he’d been scented. By some sort of In-World telepathy, mayhap. / There is such; you know it. The touch, it’s called. — Потом вышел из бункера, постоял на крыльце, дабы убедиться, что на ранчо “Полоса К”, кроме него, по-прежнему никого нет. Разумеется, не было. Однако на мгновение-другое ему стало как-то не по себе, он словно почувствовал, что его засекли. Может, с помощью какого-то неведомого ему шестого чувства. / Оно существует, ты это знаешь. Дар, так оно называется. (ТБ 4)

“Dan-dinh—where did you hear that, Jake?” / “Never did. Picked it up from your mind, I think.” Jake added hastily: “I don’t go snooping in there, or anything like that, but sometimes stuff just comes. Most of it isn’t very important, I don’t think, but sometimes there are phrases.” / <…> / “Yes.” That he hadn’t been concentrating on, and he would have felt better had Jake not known of it. But the boy was strong in the touch, and Roland believed him when he said he hadn’t been snooping. At least not on purpose. — Дан-дин… где ты это слышал, Джейк? / – Нигде. Думаю, почерпнул из твоей головы, – тут Джейк торопливо добавил. – Специально я туда не залезал, будь уверен, но иногда что-то мне перепадает. Обычно всякая ерунда, но бывает, и какие-то фразы. / <…> / – Да, – вот на этом он не сосредотачивался, даже предпочел бы, чтобы Джейк об этом не узнал. Но в прикосновениях мальчику, похоже, уже не было равных, и Роланд верил его словам о том, что он не залезает в чужих головах. Во всяком случае, специально. (ТБ 5)

“Not Andy,” Roland repeated. It was just a feeling, but his feelings were his version of the touch. “There’s time to think about it, Pere… and we’ll think, too.” — Не Энди, – повторил Роланд. Он ориентировался на свою интуицию, а интуиция, как известно, сродни прикосновениям. – Еще есть время подумать об этом, отец… и мы тоже подумаем. (ТБ 5)

Now she went to the foot of her bed, knelt, and passed one hand over the earth floor there. Lines appeared in the sour dirt as she did. They formed a square. She pushed her fingers into one of these lines; it gave before her touch. She lifted the hidden panel (hidden in such a way that no one without the touch would ever be able to uncover it), revealing a compartment perhaps a foot square and two feet deep. — Теперь она подошла к изножью кровати, встала на колени и сделала пасс рукой над земляным полом. Под её ладонью в затхлой земле проявились линии, определившиеся в квадрат. Она сунула пальцы вдоль одной из линий, которая разошлась от такого контакта. Приподняла скрытую там дощечку (скрытую таким образом, что никто не смог бы её открыть, не обладая даром прикосновения), под которой оказалось небольшое углубление размером около фута по каждой стороне и двух футов в глубину. (ТБ 4)

“I hate that noise,” Alain said. He sounded morose and sleepy. In fact, he had been troubled by odd dreams and premonitions all night—things which, of the three of them, only he was prey to. Because of the touch, perhaps—with him it had always been strong. — Ненавижу я этот шум, – пробормотал Ален. Но в действительности его тревожили странные сны, которые донимали его всю ночь. Из всех троих снились они только ему. Из-за дара, возможно, только его природа наградила шестым чувством. (ТБ 4)

Aye,” she said, “pie for the bumbler, too, as I’m sure he’s Arthur Eld in disguise and will reward me with jewels and gold and the healing touch.” — Ага, ушастик-путаник тоже получит пирог. Я уверена, что на самом деле он – Артур Эльдский, который, вернув себе человеческий облик, вознаградит меня драгоценными камнями, золотом и даром врачевания. (ТБ 5)

Cuthbert patted Roland’s face with no result. Alain pushed him aside, knelt, and took the gunslinger’s hands. He had never used the touch this way, but had been told it was possible—that one could reach another’s mind, in at least some cases. / Roland! Roland, wake up! Please! We need you! / At first there was nothing. Then Roland stirred, muttered, and pulled his hands out of Alain’s. — Катберт похлопал Роланда по щеке. Безрезультатно. Ален оттолкнул его, опустился на колени, взял руки стрелка в свои. Он никогда не использовал свой дар для того, чтобы помочь человеку прийти в себя, но ему говорили, что такое возможно: в некоторых случаях дар позволяет проникнуть в разум другого. / Роланд! Роланд, проснись! Пожалуйста! Ты нам нужен! / Поначалу ответная реакция напрочь отсутствовала. Потом Роланд шевельнулся, что-то пробормотал, выдернул руки из пальцев Алена. (ТБ 4)

Why, even I, in spite of having had a disturbed night and a most painful morning with the minions of the law, can see that the scheme is a loony one. (P. G. Wodehouse, ‘Carry on, Jeeves’, ch. VII) — Но даже я, несмотря на то, что мне пришлось провести беспокойную ночь и крайне неприятное утро со стражами закона, и то понимаю, что это безумное предприятие.

Lysander: "Ah me! for aught that ever I could read, Could ever hear by tale or history, The course of true love never did run smooth... " (W. Shakespeare, ‘A Midsummer Night's Dream’, act I, sc. 1) — Лизандр: "Увы! Я никогда еще не слышал И не читал - в истории ли, в сказке ль, Чтоб гладким был путь истинной любви... " (перевод Т. Щепкиной-Куперник)

Ralph's letter was a long, involved, and - in Etta's opinion - priggish document, beginning with another string of apologies, repeating most of what he had said, and going over all their past. Quite a valuable essay on the theme of the course of true love never did run smooth, Etta thought sardonically. (R. Aldington, ‘Women Must Work’, part III, ch. 7) — Письмо Ральфа было длинным, запутанным и, по мнению Этты, самодовольным. Вначале шли извинения, большинство которых она уже слышала, а затем излагалась вся их прошлая жизнь. "Весьма ценный очерк на тему о том, что путь истинной любви никогда не бывает гладким", - саркастически подумала Этта.

She was not at all shy, she asked me to call her Sally before we'd known one another ten minutes, and she was quick in the uptake. (W. S. Maugham, ‘Complete Short Stories’, ‘The Book-Bag’) — Я не заметил в миссис Харди особой застенчивости. Мы не были знакомы и десяти минут, как она попросила меня называть ее Салли. Да и умом ее Бог не обделил.

Mrs. Errington-Brown: "I've always taught my girls that love is the most important thing in the world." Trallie: "Yeah! They were pretty quick on the uptake, too." (D. Cusack, ‘Comets Soon Pass’, act II, sc. 2) — Миссис Эррингтон-Браун: "Я всегда говорила моим дочкам, что самое важное в жизни - это любовь." Трейли: "Ах вот оно что! И они, как видно, это хорошо усвоили."

Edith quick on the uptake, slipped through the door and was gone. (P. H. Johnson, ‘Night and Silence Who Is Here’, ch. IX) — Поняв, что готовится, Эдит выскользнула за дверь и убежала.

He furthermore took occasion to apologize for any negligence that might be perceptible in his dress, on the ground that last night he had had "the sun very strong in his eyes"; by which expression he was understood to convey to his hearers, in the most delicate manner possible, the information that he had been extremely drunk. (Ch. Dickens, ‘The Old Curiosity Shop’, ch. II) — Далее мистер Свивеллер извинился за некоторую небрежность своего туалета, объяснив ее тем обстоятельством, что вечером он основательно "заложил за галстук", дав таким образом понять своим слушателям в самой деликатной форме, что был накануне мертвецки пьян.

You steer clear of that chap, Mrs. Mortory. Barmy - lifts the elbow all day and most of the night - and asks for trouble. (J. B. Priestley, ‘Festival’, part III, ch. 3) — Держитесь подальше от этого типа, миссис Мортори. У него винтика не хватает. Пьет мертвую день и ночь напролет. Того и гляди влипнет в какую-нибудь историю.

Shack'd been bendin' the elbow pretty willin' that night. Was up for "drunk and disorderly" and creatin' a disturbance in Hannan Street. (K. S. Prlchard, ‘Golden Miles’, ch. 61) — В тот вечер Шэк нализался как свинья. Его забрали за то, что он поднял скандал на Хэннан-стрит и "в пьяном виде нарушал общественную тишину"